Собственно, пейринг Квентин Дорак/Рокэ Алва, юст

Честно скажу, что навеян фанфиком Захарии о кардинальских слабостях и совсем не так эмоционально силен
читать дальше баловство автора
Кардинал в который раз перечитывал страницу лежащего на коленях старого фолианта. Сосредоточиться никак не получалось.
Квентина Дорака всегда раздражали такие моменты. Отрываться мыслями в процессе умственной работы он считал непростительной тратой времени.
Думая одновременно обо всем, не успеть ничего.
И все же...
Кардинал протянул руку к верхнему ящику стола и вытащил довольно измятый листок. Этот листок противоречил всем своим видом аккуратности и порядку, привычно царящим в кабинете Квентина.
На бумаге был портрет человека. Портрет, нарисованный довольно скупыми, но четкими линиями, тем не менее, непостижимо ярко передавал образ.
Скулы, о которые можно порезаться, иронично приподнятая бровь, гордый излом тонких губ. Длинные волосы мужчины на портрете будто слегка развевал ветер и сам он казался воплощением движения, резким, стремительно-грациозным, порывистым.
Единственное, что никогда не получалось у кардинала правдоподобно-это глаза. Они невольно всегда напоминали ему подобие очей Леворукого с его канонических изображений.
Он не помнил, когда впервые, задумавшись, нечаянно изобразил Алву на уголке какого-то важного документа. С тех пор этих изображений прибавилось и кардинал прятал их в верхний запирающийся ящик стола, чтобы Алва, бывая у него в гостях, ненароком не наткнулся на одно из них.
Их дружба изначально строилась на равных, но с признанием Алвой преимущества старшего.
Слишком много ночей в компании кэналлийского и шадди, слишком много не сказано, слишком много потеряно. Слишком поздно, теперь-а раньше...Было нельзя совсем. Ничего.
Но, когда в темные зимние ночи изящные пальцы небрежно ласкали ножку бокала, а синие глаза смотрели непривычно мягко и почти нежно, кардиналу казалось, что он сходит с ума.
Стоит ли делать шаг, когда живешь на пороге адских врат? Нет, не стоит. И кардинал твердо знал, почему.
Облеченные властью и ответственностью должны смотреть не друг на друга, а в одном направлении.
Дорак резко сминает листок, бросает на стол и вновь читает надоевшую страницу.
Тонкие пальцы бесшумно вошедшего поднимают его и бережно расправляют.
Шорох бумаги заставляет кардинала поднять голову от книги.
И невольно замереть под внимательным взглядом внезапно потемневших глаз. Почувствовать, как чужая прохладная ладонь накрывает его руку.
Снова почувствовать слишком опасное напряжение, близость, мучительную для обоих.
-Глаза явно не мои. Но я здесь, можете рисовать с натуры.
Алва говорит без улыбки и совсем тихо. Дораку внезапно становится душно и отчаянно хочется не быть здесь вовсе, но кардинал должен смотреть в лицо возникающим проблемам.
И уметь решать любые из них. Любые...
-Рокэ, как вы считаете...Из меня мог бы получиться художник?-светским, ироничным тоном. Как будто это может обмануть себя.
Как будто это сможет обмануть Рокэ Алву.
Алва стремительно обходит стол и, наклонившись к кардиналу, рассматривает рисунок вместе с ним. Щеки Сильвестра легко касается горячее дыхание.
-Без сомнения. Я впечатлен и возьму это себе,- сложенный вдвое измятый листок исчезает в кармане мундира. Рокэ слегка улыбается, но в глазах его темное, нечитаемое выражение.- Знаете, Люди Чести, узнав о том, что вы на досуге время от времени рисуете, сказали бы, что кардиналу Талига Сильвестру все же не чуждо ничто человеческое.
Квентин смотрит на шелковую черную прядь, непослушно падающую на высокий лоб, на синеватую бьющуюся жилку на изящной шее.
-И они были бы правы.- медленно и чуть хрипло произносит он. - Кардиналу Талига действительно не чуждо ничто человеческое.